среда, 19 декабря 2012 г.
воскресенье, 9 декабря 2012 г.
вторник, 27 ноября 2012 г.
четверг, 27 сентября 2012 г.
Сквозь эфиры и шумы
Уже завтра я уезжаю. Кончится волшебство любимого таинственного места, останутся воспоминания.
Воспоминания... Я записываю всё, что вижу, слышу, чувствую на внутренний жесткий диск, но как потом поделиться содержимым с тобой? К вечеру оперативная память забита, от эмоций остаются лишь скудные словосочетания, как в учебнике по русскому языку: брызги воды из старого фонтана, запахи с Финского залива, ракушки на каменистом побережье, чудесная архитектура, старый парк, искать уединения, делать снимки, любоваться светом, беспрерывно скучать по тебе.
Вчера, знаешь, правда повезло с погодой. Желтеющая, краснеющая, увядающая листва, кусочки голубого неба и брызги солнечного света складываются в магический калейдоскоп. Я слышу, как плещется вода, как живет в ней вечный балтийский холод, как застыло в круглых камнях навсегда молчание, как останавливаются и высыхают в листьях соки, как чужие шаги наполняют собой пространство, как они незначительны, когда идешь вдоль воды, ноги увязают в песке и иле.
В тесных петербургских подворотнях наступила густая бархатистая ночь. Над Арбатом наверное, загорелась парочка неуверенных звезд. Мое солнце в твоей груди светит мягко, как ночник, греет ласково, словно русская печка. А мне тревожно без тебя за десять тысяч километров и семь часов разницы. Мне не по себе, когда я думаю о том, как ты засыпаешь на гостиничной койке, один, в чужом до неприятного одеяле.
Воспоминания... Я записываю всё, что вижу, слышу, чувствую на внутренний жесткий диск, но как потом поделиться содержимым с тобой? К вечеру оперативная память забита, от эмоций остаются лишь скудные словосочетания, как в учебнике по русскому языку: брызги воды из старого фонтана, запахи с Финского залива, ракушки на каменистом побережье, чудесная архитектура, старый парк, искать уединения, делать снимки, любоваться светом, беспрерывно скучать по тебе.
Вчера, знаешь, правда повезло с погодой. Желтеющая, краснеющая, увядающая листва, кусочки голубого неба и брызги солнечного света складываются в магический калейдоскоп. Я слышу, как плещется вода, как живет в ней вечный балтийский холод, как застыло в круглых камнях навсегда молчание, как останавливаются и высыхают в листьях соки, как чужие шаги наполняют собой пространство, как они незначительны, когда идешь вдоль воды, ноги увязают в песке и иле.
В тесных петербургских подворотнях наступила густая бархатистая ночь. Над Арбатом наверное, загорелась парочка неуверенных звезд. Мое солнце в твоей груди светит мягко, как ночник, греет ласково, словно русская печка. А мне тревожно без тебя за десять тысяч километров и семь часов разницы. Мне не по себе, когда я думаю о том, как ты засыпаешь на гостиничной койке, один, в чужом до неприятного одеяле.
среда, 19 сентября 2012 г.
moscow. the 1st day
Москва волшебна в этот день. Нарядные деревья, шорох желтой листвы под ногами. Савин принес мне в экскурсионный автобус кленовый листок, я разгладила его и положила в скечбук. Я собираю в себя мелочи, которые приятно замечать, я удивляюсь пустякам, я пропускаю через себя формы, цвета, интонации, с которымыми говорит город в этот вечер. На переулках возле Арбата сумрак, фонари и желтая листва под ногами. Мне не хватает тебя каждую минуту. Я смотрю на провода, окутавшие небо, вижу звезды, и они становятся о тебе. Кусочек радуги в облаке, куски света на газоне сквозь деревья, неприветливый гудок машины, белое яблоко на дереве, здание с пустыми глазницами окон - всё отправить тебе в крошечном конверте по нашим невидимым магистралям. Вкус горького кофе и тепло шерстяной шали...
понедельник, 17 сентября 2012 г.
Час времени
За окном пробегают станции. Их названий я раньше не знала и не запомню теперь. Полотенце пахнет домом, запах греет. Знаешь, здесь уже другой часовой пояс, а мои часы по-прежнему идут по нашему с тобой времени - так часов между нами, долгих и бесполезных всё же меньше, хоть и искусственно. Когда я, сидя в одиночестве, откладываю книгу, я завожу внутренний диалог с тобой, я чувствую, как ты здесь, я чувствую, как ты рядом, я могу мысленно прикоснуться к твоему плечу, я кручу колечко на безымянном пальце, я рисую внутри себя твои закрытые веки, ты дышишь во сне ровно и спокойно, уставший с дороги.
...Когда мы засыпаем вместе, ты всегда просыпаешься первым...
Здесь чужие запахи, чужие голоса и звуки. Вспышки яркого бессмысленного света врываются в окна, неприветливо режут глаза.
На соседнем перроне кого-то повязали менты. Крики, истошный рык "Мне больно! Уберите фонарь, суки! Я не могу идти!", скорая. Под руки уводят высокого молодого мужчину в сером спортивном костюме, в наручниках. Окно забрызгала морось, поезд выдохнул, тронулся, мимо поплыли однообразные ритмы окон многоэтажек и фонарей. Мне дико здесь и всё пугает.
...Когда мы засыпаем вместе, ты всегда просыпаешься первым...
Здесь чужие запахи, чужие голоса и звуки. Вспышки яркого бессмысленного света врываются в окна, неприветливо режут глаза.
На соседнем перроне кого-то повязали менты. Крики, истошный рык "Мне больно! Уберите фонарь, суки! Я не могу идти!", скорая. Под руки уводят высокого молодого мужчину в сером спортивном костюме, в наручниках. Окно забрызгала морось, поезд выдохнул, тронулся, мимо поплыли однообразные ритмы окон многоэтажек и фонарей. Мне дико здесь и всё пугает.
четверг, 13 сентября 2012 г.
Жди
Знаешь, как будто что-то не так, как будто что-то не вовремя. Я ужасно волнуюсь перед поездкой, и вся моя стрессоустойчивость сводится к нулю, как только я начинаю вспоминать набережные, чугунные ограды, сады и улицы любимого города. Во сне я езжу на трамвае и на велосипеде по узенькому проспекту в маленьком уютном городе. Там вечер, и я машу рукой кому-то из окошка трамвая, я проезжаю, он остается. Там голубиные крыши и штукатурка на маленьких домиках с балоконами и лепниной. Я там не спешу и никуда не опаздываю, у меня на руле велосипеда есть маленький звоночек.
среда, 4 июля 2012 г.
The way
В моём внутреннем плацкарте горячий и густой воздух. У меня в ногах дремлет чья-то ощерившаяся зверюга, и я боюсь шевельнуться. Я на взводе и готова молиться любым несуществующим богам, чтоб не сработал спусковой механизм. Чьи-то глаза напротив говорят мне, чтоб я успокоилась, чтоб перестала думать о пункте прибытия и наслаждалась дорогой. Чьи-то спокойные глаза напротив мне улыбаются. Я покорно киваю головой и прячу взгляд в чёлку, дрожащие руки - в рукава.
Я такая же, как все. Я не могу не думать о пункте Б, я не могу не вспоминать, тяжело вздыхая, пункт А. Я, как и все люди, сжимаю прошлое, как талисман, в руке, я, как и все люди, сжимаюсь в комок при виде будущего - у него глаза, как блюдца и огромный рот - в уголках морщинки, бровь приподнята. Я не ношу трусов поверх рейтуз и не повязываю на шее покрывало, я не корчу из себя супер героя, потому что у меня спусковой механизм срабатывает в самый непредсказуемый момент самым непредсказуемым образом. Смешно было бы в трусах поверх рейтуз, с покрывалом на шее упасть на перроне на четвереньки и обильно разрыдаться.
В моём внутреннем плацкарте тревожные пассажиры вслушиваются в стук колёс. В моём внутреннем плацкарте тесно, и не открывается ни одно окно.
Я такая же, как все. Я не могу не думать о пункте Б, я не могу не вспоминать, тяжело вздыхая, пункт А. Я, как и все люди, сжимаю прошлое, как талисман, в руке, я, как и все люди, сжимаюсь в комок при виде будущего - у него глаза, как блюдца и огромный рот - в уголках морщинки, бровь приподнята. Я не ношу трусов поверх рейтуз и не повязываю на шее покрывало, я не корчу из себя супер героя, потому что у меня спусковой механизм срабатывает в самый непредсказуемый момент самым непредсказуемым образом. Смешно было бы в трусах поверх рейтуз, с покрывалом на шее упасть на перроне на четвереньки и обильно разрыдаться.
В моём внутреннем плацкарте тревожные пассажиры вслушиваются в стук колёс. В моём внутреннем плацкарте тесно, и не открывается ни одно окно.
суббота, 30 июня 2012 г.
Всё не кстати
По утрам не хочется просыпаться, по ночам - ложиться спать. Я теперь крайне редко знаю, где мой телефон, я удивляюсь звонкам и смс - это теперь редкость. Я беспрерывно рисую, но даже это как-то на автомате. Я так хотела никуда не опаздывать... ну что, теперь мне просто некуда спешить.
Все куда-то собираются, едут, сидят на чемоданах, разбирают их и делятся фотографиями. Я бы тоже хотела куда-нибудь ехать. Чтоб смотреть в окошко, теребить лямку рюкзака и перелистывать трэки в проигрывателе. Чтоб не думать о ерунде. Чтоб не сидеть весь вечер за монитором, а шуршать углём или графитом по грубой серой бумаге, и делиться с кем-то, конечно. Чтоб смотреть, радоваться, удивляться... Чтоб наполняться. Внутри, знаешь, такая пустота, целый кратер выжидающей пустоты.
...и хорошо, что ты всё же есть. Солнечным бликом на оконном стекле, тёплой свежей каплей с неба, одним воздухом... но есть. Потому что, знаешь, люди иногда теряют друг друга насовсем. Навсегда.
Оставайся... и будь внимателен на дороге, я тебя очень прошу...
Все куда-то собираются, едут, сидят на чемоданах, разбирают их и делятся фотографиями. Я бы тоже хотела куда-нибудь ехать. Чтоб смотреть в окошко, теребить лямку рюкзака и перелистывать трэки в проигрывателе. Чтоб не думать о ерунде. Чтоб не сидеть весь вечер за монитором, а шуршать углём или графитом по грубой серой бумаге, и делиться с кем-то, конечно. Чтоб смотреть, радоваться, удивляться... Чтоб наполняться. Внутри, знаешь, такая пустота, целый кратер выжидающей пустоты.
...и хорошо, что ты всё же есть. Солнечным бликом на оконном стекле, тёплой свежей каплей с неба, одним воздухом... но есть. Потому что, знаешь, люди иногда теряют друг друга насовсем. Навсегда.
Оставайся... и будь внимателен на дороге, я тебя очень прошу...
вторник, 29 мая 2012 г.
Или даже не так,
потому что слышать одно и то же - тоже кое что. Да и важно ли, если каждый день, без выходных, отпусков и праздников, я сжимаю кулаки, зажмуриваюсь и загадываю желание. Пусть всё сбудется. Пусть там, далеко и близко у тебя всё сбудется. Я остаюсь здесь, на своём уютном острове, он тоже движется в океане, и я, и его тревожные обитатели вместе с ним. А твой ветер подул в другую сторону, но пусть тебе будет покой. Пусть ты станешь родным там, где захочешь остаться.
Мне снятся странные сны про пустыню. В них песок и небо. Знаешь, как это? Вот и я не знаю. Но во сне всё чаще и чаще пустыня. Когда-нибудь я бы хотела на это посмотреть, чтоб потом рассказывать тебе, размахивая в стороны руками: вот столько песка! и вот столько неба! и я бы сказала, конечно, что это совсем не как в моих снах. И я бы тогда отхлебнула чаю, взяла печенье, а ты бы всё понял. Ты всегда понимал что и сколько для меня значит.
Мне снятся странные сны про пустыню. В них песок и небо. Знаешь, как это? Вот и я не знаю. Но во сне всё чаще и чаще пустыня. Когда-нибудь я бы хотела на это посмотреть, чтоб потом рассказывать тебе, размахивая в стороны руками: вот столько песка! и вот столько неба! и я бы сказала, конечно, что это совсем не как в моих снах. И я бы тогда отхлебнула чаю, взяла печенье, а ты бы всё понял. Ты всегда понимал что и сколько для меня значит.
воскресенье, 27 мая 2012 г.
Cuz it's bit
В обычных условиях даже не думаешь. Обычные условия - это радостные рассветы, тёплые закаты, телефонная болтовня с тёплой ласковой улыбкой, снежинка на варежке или плюшевый миша под боком.
А когда нет, тогда остро чувствуешь те тоненькие нитки, и как по ним катаются капельки воды. Резко меняется субъективное суждение об окружающем. Ну разве иначе стало светить солнце? нет, не стало. Просто оно стало не при чём. Разве поменялся материал, из которого сделан снег? нет, никто не стал бы менять его состав из-за того, что ты что-то там сломал. Разве с мишей что-то стало не так? Нет, миша не изменился, просто теперь, когда ты с ним засыпаешь, ты думаешь уже совсем иначе и о другом.
И ты постоянно, каждый день, слышишь, как срываются и падают капельки воды с ещё не разорванных ниточек. Подставляешь ладошку и ловишь. Но разве это поможет тебе сейчас, когда остаётся только мозговой штурм, режим нон-стоп, а между - только узенькая щель между прикрытой дверью и косяком, из которой приглушённый свет и ни одного звука.
Биты, метры, пальцы, тик-так, кнок-кнок... И если мы слышим одно и то же, то это уже вполне может не означать ничего особенного, просто наступление очередного утра\вечера\снега\конца света
А когда нет, тогда остро чувствуешь те тоненькие нитки, и как по ним катаются капельки воды. Резко меняется субъективное суждение об окружающем. Ну разве иначе стало светить солнце? нет, не стало. Просто оно стало не при чём. Разве поменялся материал, из которого сделан снег? нет, никто не стал бы менять его состав из-за того, что ты что-то там сломал. Разве с мишей что-то стало не так? Нет, миша не изменился, просто теперь, когда ты с ним засыпаешь, ты думаешь уже совсем иначе и о другом.
И ты постоянно, каждый день, слышишь, как срываются и падают капельки воды с ещё не разорванных ниточек. Подставляешь ладошку и ловишь. Но разве это поможет тебе сейчас, когда остаётся только мозговой штурм, режим нон-стоп, а между - только узенькая щель между прикрытой дверью и косяком, из которой приглушённый свет и ни одного звука.
Биты, метры, пальцы, тик-так, кнок-кнок... И если мы слышим одно и то же, то это уже вполне может не означать ничего особенного, просто наступление очередного утра\вечера\снега\конца света
суббота, 26 мая 2012 г.
Знак "бесконечность"
Никакая. На финишной прямой, как обычно, рвусь на части, а вокруг всё что-то происходит, происходит...бесконечно. И, как обычно, меня не хватает на какие-то простые вещи, и я дроблюсь. И эмоции какие-то неверные, и поступки словно не мои. А может, просто настрой.
Да ведь правда никакая! Ни сверхестественного ума, ни природной красоты, ни капли индивидуальности, никаких отличительных черт. Что? Творческий потенциал? А был ли когда-то? Цели, мотивации и позиции просты, как пять копеек. Навыки? ну да, кое-чему научилась за двадцать лет, но навыки-то ерундовые.
У меня завяли цветы, у меня кончилась плёнка, у меня ночь, и в голове всё крутится крошечный кусочек. Полтора часа, улицы, шум ночной и крестики-нолики. Ни о чём кусочек. Но просто крутится, видимо, создаёт хоть каку-то атмосферу. Какпают минутки. Они, знаешь, какие ценные сейчас? Я опять теряю килограммы, хмурюсь и сутулюсь.
Да ведь правда никакая! Ни сверхестественного ума, ни природной красоты, ни капли индивидуальности, никаких отличительных черт. Что? Творческий потенциал? А был ли когда-то? Цели, мотивации и позиции просты, как пять копеек. Навыки? ну да, кое-чему научилась за двадцать лет, но навыки-то ерундовые.
У меня завяли цветы, у меня кончилась плёнка, у меня ночь, и в голове всё крутится крошечный кусочек. Полтора часа, улицы, шум ночной и крестики-нолики. Ни о чём кусочек. Но просто крутится, видимо, создаёт хоть каку-то атмосферу. Какпают минутки. Они, знаешь, какие ценные сейчас? Я опять теряю килограммы, хмурюсь и сутулюсь.
понедельник, 7 мая 2012 г.
S.Y.S.
Ночь, которой не хочется засыпать, перекатывает из ладони в ладонь волшебные искорки фонарей, окон, фар, вывесок, витрин. Ночь перебирает тонкими пальчиками паутинку проводов и трамвайных линий, убавляет громкость на минимум.
Я открываю глаза. Утро, которым радостно проснуться. На часах 8.15, небо глядит на меня сквозь окно, я тру лицо и выгибаю спину: "Здравствуй, утро!"
Босые ступни по полу, душ, расчёска, кофе, яичница.
Пластика тонка и уязвима, но ничего не ломается. Я вспоминаю: кажется, это чувство называется покоем. Кажется, такую озвучку обычно называют тишиной... Я не готова сдавать экзамен по этой теме. И утро тянется до самого вечера.
...Это не объяснить. Сердце стучит везде - в ушах, в кончика пальцев, в коленях, в кишках, у моего отражения в карманном зеркале зрачки таких размеров, что в них можно поместить по луне. Я откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. Утро продолжает тянуться за мной через все станции.
Потом дождь. Я радостно подставляю ему лицо и шепчу: "Доброе утро!". Стрелки часов тянутся к четырём. Если бы только кто-нибудь знал, сколько запахов...
Я открываю глаза. Утро, которым радостно проснуться. На часах 8.15, небо глядит на меня сквозь окно, я тру лицо и выгибаю спину: "Здравствуй, утро!"
Босые ступни по полу, душ, расчёска, кофе, яичница.
Пластика тонка и уязвима, но ничего не ломается. Я вспоминаю: кажется, это чувство называется покоем. Кажется, такую озвучку обычно называют тишиной... Я не готова сдавать экзамен по этой теме. И утро тянется до самого вечера.
...Это не объяснить. Сердце стучит везде - в ушах, в кончика пальцев, в коленях, в кишках, у моего отражения в карманном зеркале зрачки таких размеров, что в них можно поместить по луне. Я откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. Утро продолжает тянуться за мной через все станции.
Потом дождь. Я радостно подставляю ему лицо и шепчу: "Доброе утро!". Стрелки часов тянутся к четырём. Если бы только кто-нибудь знал, сколько запахов...
суббота, 28 апреля 2012 г.
Всё, что оставил
С кухни пахнет чем-то съедобным, видимо, это завтрак, тот, который раз в неделю, потому что желание покушать в 10-11 часов застаёт меня дома только в воскресенье, но не нравится мне этот день недели - у него, конечно, есть преимущество в виде сна до десяти и обильной уборки, но в сидении в 4х стенах есть что-то не то, особенно теперь.
Я пишу акварели в салон, я готовлюсь к сессии, у меня всё нормально. Я как и прежде поздно ложусь и рано встаю, только теперь подолгу не могу уснуть: всё кругом вызывает отторжение и тревогу. Наверное, когда-то это пройдёт.
Скоро лето. Я, пожалуй, свихнусь
Я пишу акварели в салон, я готовлюсь к сессии, у меня всё нормально. Я как и прежде поздно ложусь и рано встаю, только теперь подолгу не могу уснуть: всё кругом вызывает отторжение и тревогу. Наверное, когда-то это пройдёт.
Скоро лето. Я, пожалуй, свихнусь
пятница, 27 апреля 2012 г.
The 4th day with_out...
о таких днях потом даже не вспоминают. Он ни с чем, он никакой, этот день, как билет на автобус: всегда же считаю, вдруг счастливый? но этот точно счастливым не был, он скомкан, смят и брошен в карман сумки. Ошарашено гляжу по сторонам - как-то ведь живут все эти люди, что-то у них происходит: Крис переругивается с Артуром, Нафаня ждёт письма от Стива, Каролина побрила череп... а я даже поесть нормально не могу. Да знаю я, по идее всё это проходит, выбаливает, выгнивает, потом только шрам остаётся - по крайней мере так должно быть.
Весь перерыв сидела в коридоре с книжкой, разглядывала Сёра. Хотелось потеряться среди этих точек, стать фрагментом чьего-то чужого, но в общей гамме необходимого.
А ты знаешь, сколько огоньков вечерами светится в этом городе? Даже ночью их слишком много, чтобы можно было сосчитать. А я чувствую, как все они в моей голове, круглосуточно. Гаснет один - загорается другой. И всё это беспрерывно и совсем по-настоящему, только каждый такой огонёк - моё личное что-то. И всё бы ничего, если бы на фоне моего личного неба не мелькал твой тревожный силуэт, от которого то гаснут, то загораются, то окошки и фонарики, а то целые прожектора. От этих электрических разрядов у меня целыми днями дрожат руки, внезапно бросает в жар и мокнет спина. Я вдыхаю воздух, а выдыхаю горячую мокрую вату.
Температура. Мокрый лоб. Как показывает практика, завтра всё должно пройти, ради того, чтоб был прожит ещё один день, ещё один несчастливый билет, скомканный и брошенный в карман, потом не вспомнить даже, только по записям - впечатления смяты, органы чувств работают туговато, датчики врут
Весь перерыв сидела в коридоре с книжкой, разглядывала Сёра. Хотелось потеряться среди этих точек, стать фрагментом чьего-то чужого, но в общей гамме необходимого.
А ты знаешь, сколько огоньков вечерами светится в этом городе? Даже ночью их слишком много, чтобы можно было сосчитать. А я чувствую, как все они в моей голове, круглосуточно. Гаснет один - загорается другой. И всё это беспрерывно и совсем по-настоящему, только каждый такой огонёк - моё личное что-то. И всё бы ничего, если бы на фоне моего личного неба не мелькал твой тревожный силуэт, от которого то гаснут, то загораются, то окошки и фонарики, а то целые прожектора. От этих электрических разрядов у меня целыми днями дрожат руки, внезапно бросает в жар и мокнет спина. Я вдыхаю воздух, а выдыхаю горячую мокрую вату.
Температура. Мокрый лоб. Как показывает практика, завтра всё должно пройти, ради того, чтоб был прожит ещё один день, ещё один несчастливый билет, скомканный и брошенный в карман, потом не вспомнить даже, только по записям - впечатления смяты, органы чувств работают туговато, датчики врут
четверг, 26 апреля 2012 г.
Вряд ли прочтёшь,
но сон был яркий, красочный, я бы показать тебе его хотела, но не умею.
Где-то мы были. Где-то далеко отсюда, там много зелени и ручей. Просто ручей через лес: папоротники, листочки, травинки - только зелень! и ручей, чистый, прозрачный, с камешками, он тёк вниз, мы, вроде бы, просто гуляли, изучали местность, я помню, что мы приехали туда на несколько дней, но я уже знала, что если идти вниз - вниз по течению ручья, там и ландшафт вниз спускается, медленно, холм вроде как, - то можно выйти на песчаный берег, там только песок, вода и небо.
- Пойдём вниз, к воде?
- Ну пошли... - отвечаешь мне.
Я беру тебя за руку, ничего плохого между нами никогда не происходило как будто.
И я подхожу к воде, вместе с тобой. Мне страшно хочется залезть в неё и плескаться, вода тёплая и ласковая. Я присаживаюсь на корточки: мокрый песок, вода дотрагивается до пальцев на ногах. Я опускаю в неё руки, погружаю их в песок, он легко поддаётся, я достаю из него овальный серебряный кулон на цепочке, маленький, с ноготь. Ты удивляешься, берёшь его у меня, крутишь в руках, он мокрый, к нему прилипли песчинки. Потом я достаю оттуда пару каких-то бусин из розоватого поделочного камня, ещё что-то. Ты тоже начинаешь копаться в мокром песке, но ничего не находишь, я отдаю тебе все свои находки, теперь они твои.
Потом я почему-то ехала в Томск, ехала на троллейбусе. Мне это было странно, потому что ехать далеко - как на троллейбусе?! И не слишком удобно - старые сидения, обтянутые дермантином. Ах, да, там темно. То есть на улице день, троллейбус едет сквозь какую-то зелень, она создаёт обильную тень. Сквозь неё сочатся лучики солнца, всё это играет... Знаешь, я даже помню, что троллейбус белый с синей или голубой полоской, что-то такое. Я достаю из-за спины рюкзак непривычный, новый совсем, и понимаю, что в нём нет кошелька. Но больше меня пугает другое. Вещи в нём уложены аккуратненько, и моих там - только рыжее полотенце и красная майка с Че. А остальные - это твоя серая толстовка, майка эта чудесная, с геральдикой, такая, сине-серая.... Твои чёрные носки, бельё... И я начинаю переживать, как будто это твоя единственная одежда, а я её (по ошибке? неужели не смогла отличить сою одежду от твоей?!) скидала в свой рюкзак.
Где-то мы были. Где-то далеко отсюда, там много зелени и ручей. Просто ручей через лес: папоротники, листочки, травинки - только зелень! и ручей, чистый, прозрачный, с камешками, он тёк вниз, мы, вроде бы, просто гуляли, изучали местность, я помню, что мы приехали туда на несколько дней, но я уже знала, что если идти вниз - вниз по течению ручья, там и ландшафт вниз спускается, медленно, холм вроде как, - то можно выйти на песчаный берег, там только песок, вода и небо.
- Пойдём вниз, к воде?
- Ну пошли... - отвечаешь мне.
Я беру тебя за руку, ничего плохого между нами никогда не происходило как будто.
И я подхожу к воде, вместе с тобой. Мне страшно хочется залезть в неё и плескаться, вода тёплая и ласковая. Я присаживаюсь на корточки: мокрый песок, вода дотрагивается до пальцев на ногах. Я опускаю в неё руки, погружаю их в песок, он легко поддаётся, я достаю из него овальный серебряный кулон на цепочке, маленький, с ноготь. Ты удивляешься, берёшь его у меня, крутишь в руках, он мокрый, к нему прилипли песчинки. Потом я достаю оттуда пару каких-то бусин из розоватого поделочного камня, ещё что-то. Ты тоже начинаешь копаться в мокром песке, но ничего не находишь, я отдаю тебе все свои находки, теперь они твои.
Потом я почему-то ехала в Томск, ехала на троллейбусе. Мне это было странно, потому что ехать далеко - как на троллейбусе?! И не слишком удобно - старые сидения, обтянутые дермантином. Ах, да, там темно. То есть на улице день, троллейбус едет сквозь какую-то зелень, она создаёт обильную тень. Сквозь неё сочатся лучики солнца, всё это играет... Знаешь, я даже помню, что троллейбус белый с синей или голубой полоской, что-то такое. Я достаю из-за спины рюкзак непривычный, новый совсем, и понимаю, что в нём нет кошелька. Но больше меня пугает другое. Вещи в нём уложены аккуратненько, и моих там - только рыжее полотенце и красная майка с Че. А остальные - это твоя серая толстовка, майка эта чудесная, с геральдикой, такая, сине-серая.... Твои чёрные носки, бельё... И я начинаю переживать, как будто это твоя единственная одежда, а я её (по ошибке? неужели не смогла отличить сою одежду от твоей?!) скидала в свой рюкзак.
среда, 25 апреля 2012 г.
Спазмы
Боль происходит тяжёлыми снами, памятью... спазмами. Между ними кое-что успевается: чай сладкий с лимоном, разложить вещи по местам, подрезать, как киноплёнку, планы:
Бонсай: выкопать в бот. саду несколько молодых кедров, купить горшок, дренажКрыша! Обязательно хочу на крышу!Прогулка по ночному городу(жаль, что в прошлом году не состоялась)А ещё мы летом часто-часто будем ходить в бот. сад!Но ведь можно попробовать вместе пожить где-нибудь за границей, в Чехии, например...Можно нам придумать такую классную кровать, чтоб просто подиум, а там - матрас, а в подиуме - ящики, барахлишко хранитьНу вот смотри, сейчас ещё год доучиться, а там можно будет что-то придуматьИ я буду по вечерам готовить тебе ужин
Воздуха сегодня столько, что можно задохнуться. От солнца - ослепнуть, от весны - свихнуться. Это тоже можно почувствовать между спазмами. Потом боль - и только шум в ушах, волна. В этой волне нет ни весны, ни вещей, ни мыслей. Просто заведённый ржавый механизм, выполняющий лишь основные функции, внутри плещется вода и периодически сочится наружу: движение - боль, слышать трудно, видеть не получается вообще. Но между спазмами кое-что удаётся. Например, понимать, что уже не выйдет высосать из пальца или притянуть за уши, потому что это нечестно, потому что у равнодушия самые толстые стены, хотя фундамент всегда из самых дешёвых материалов и десятков невыполненных обещаний
понедельник, 2 апреля 2012 г.
Тсс.
Знаешь, такие вот истерики, когда смеёшься, потом плачешь, снова улыбаешься, и опять ком в горле... я ни слова не помню, правда! То есть несколько, конечно, помню, но из них вот так, без картинки, ничего и не складывается. А я интонации помню, жесты все почти. Шли в ногу, прыгала через лужи, трещала о чём-то... А слов не помню.
Я, кажется, всё помню, что видели глаза.
А уши...наверное, они не были так уж нужны, раз ничего не запомнили. Не потому что не было сказано ни одного полезного слова, а потому что
ещё остались вещи,
которые можно
понимать
без слов.
Я оставляю себе тишину и покой, у меня между пальцев ног забилась весна, у меня к ресницам прилипли вчерашние картинки.
...Потом будет больно... (с)
Я, кажется, всё помню, что видели глаза.
А уши...наверное, они не были так уж нужны, раз ничего не запомнили. Не потому что не было сказано ни одного полезного слова, а потому что
ещё остались вещи,
которые можно
понимать
без слов.
Я оставляю себе тишину и покой, у меня между пальцев ног забилась весна, у меня к ресницам прилипли вчерашние картинки.
...Потом будет больно... (с)
среда, 28 марта 2012 г.
Чудеса бывают,
только не те, которые загадываешь. Ну да, если загадываешь, и сбывается, значит, это уже не чудо, а так... сбывшееся желание. Я просила чудо, и было мне чудо. Знаешь, какое?
Я позавчера сидела задумчивая, обдумывала обложку для портфолио, делала скетчи - всё не то. Нужно оторвать зад от кресла, дотащиться до компа, достать планшет. Не хочу. И отключают свет. Раз - и всё! становится темно и тихо. Потом минут 15 возни:
"Юль, а куда ты свечки спрятала, которые мы в "Икее" покупали?"
"Тааак, где-то в этом ящике был фонарик... А он что, не работает?!"
"Интересно, надолго это?"
"Максим, ты нашёл свечки? Они в туалете на полке были!"
"Да-да! надо всё из розеток выдернуть..."
Потом всё находится, все успокаиваются, наступает тишина.
Я лежу наверху, на диване. Шторы открыты, тихо и темно. Всё тёмное пространство вокруг ощущается как личное. Мне спокойно. В окне болтается месяц. И он действительно болтается! То есть, на самом деле, он лежит на боку, он - почти как подкова, только чуть-чуть накренился. А над ним, сантиметрах в семи, нет - в девяти, - над ним звезда. Она одна на небе, другие, наверно, попяртались. И кажется, что это не звезда, а гвоздик, вбитый в небо. Умный самостоятельный глаз дорисовывает к рожкам месяца верёвочки, на которых он висит...
Потом была ночь.
Потом было утро. Серое и скучное.
Я выхожу их дома, я проваливаюсь в лужу по пути на остановку, я целый день хожу в мокрых ботинках.
День. Серый. Я пишу бессмысленное, но очень важное сообщение далеко на восток, плюс четыре часа. Пишу про гнусную погоду и хмарь.
Вечер. Я выхожу из училища - всё кончено. Небо ясное, зеленое, розовое, голубое, жёлтое. Первые сумерки, первые фонари. Я иду по любимой Чаплыгина на любимую Урицкого, чтоб встретить Аню и вместе бежать на вокзал. Знаешь... Нет, не знаешь, даже я не знаю, как это! Правда, забавно и очень тепло. Там, внутри, начинает сам собой листаться альбом. Там всё! Важные любимые люди, а из мест больше вего Питер и Томск. Этот альбом шуршит страничками на мартовском ветру, там мелькают слова и фразы, песни и тишина. Шорохи, шопоты, смех. Там есть такие глаза! Там такое густое и золотистое тепло, похожее на мёд. Снаружи весна. И я топаю по серому асфальту, гляжу в вечернее небо и не могу не улыбаться. Вряд ли это был особенный вечер. Вряд ли я хоть раз смогу не заметить и не отозваться теплом на то вечернее покрывало, в котором и звёзды, и бледный месяц, и зимы, и вёсна, и осени, и такие волшебные минутки из лета. Но там, в альбоме, кто-то держит меня за руку и мы шагаем в ногу. Там, в альбоме... есть самая важная тишина - тишина, которая замыкается между двумя ладошками разных, но родных людей.
Я иду с остановки и продолжаю смотреть небо, уже усыпанное звёздами.
А сегодня день, обведённый в календаре кружочком. Нет, я не поехала вечером в аэропорт и не ждала, переминаясь с ноги на ногу. Я просто отправила смс, приготовилась выдохнуть, когда пришёл отчёт о доставке и выдохнула, когда пришёл ответ. Я хотела. Я очень хотела. Но я не стала. У уставших с дороги людей свои мысли и ожидания насчёт вечернего аэропорта, где никто не ждёт, тем более, если уставший от чужих мест и дороги человек просит не встречать его. Не натягивать поздним вечером джинсы, не бежать сквозь холодные сумерки на остановку, не ждать душную маршрутку и не толкаться в толпе ожидающих.
У меня красные щёки. Знаешь, я пойду спать. Я правда не хочу ни о чём думать, тем более с такими красными щеками.
Я позавчера сидела задумчивая, обдумывала обложку для портфолио, делала скетчи - всё не то. Нужно оторвать зад от кресла, дотащиться до компа, достать планшет. Не хочу. И отключают свет. Раз - и всё! становится темно и тихо. Потом минут 15 возни:
"Юль, а куда ты свечки спрятала, которые мы в "Икее" покупали?"
"Тааак, где-то в этом ящике был фонарик... А он что, не работает?!"
"Интересно, надолго это?"
"Максим, ты нашёл свечки? Они в туалете на полке были!"
"Да-да! надо всё из розеток выдернуть..."
Потом всё находится, все успокаиваются, наступает тишина.
Я лежу наверху, на диване. Шторы открыты, тихо и темно. Всё тёмное пространство вокруг ощущается как личное. Мне спокойно. В окне болтается месяц. И он действительно болтается! То есть, на самом деле, он лежит на боку, он - почти как подкова, только чуть-чуть накренился. А над ним, сантиметрах в семи, нет - в девяти, - над ним звезда. Она одна на небе, другие, наверно, попяртались. И кажется, что это не звезда, а гвоздик, вбитый в небо. Умный самостоятельный глаз дорисовывает к рожкам месяца верёвочки, на которых он висит...
Потом была ночь.
Потом было утро. Серое и скучное.
Я выхожу их дома, я проваливаюсь в лужу по пути на остановку, я целый день хожу в мокрых ботинках.
День. Серый. Я пишу бессмысленное, но очень важное сообщение далеко на восток, плюс четыре часа. Пишу про гнусную погоду и хмарь.
Вечер. Я выхожу из училища - всё кончено. Небо ясное, зеленое, розовое, голубое, жёлтое. Первые сумерки, первые фонари. Я иду по любимой Чаплыгина на любимую Урицкого, чтоб встретить Аню и вместе бежать на вокзал. Знаешь... Нет, не знаешь, даже я не знаю, как это! Правда, забавно и очень тепло. Там, внутри, начинает сам собой листаться альбом. Там всё! Важные любимые люди, а из мест больше вего Питер и Томск. Этот альбом шуршит страничками на мартовском ветру, там мелькают слова и фразы, песни и тишина. Шорохи, шопоты, смех. Там есть такие глаза! Там такое густое и золотистое тепло, похожее на мёд. Снаружи весна. И я топаю по серому асфальту, гляжу в вечернее небо и не могу не улыбаться. Вряд ли это был особенный вечер. Вряд ли я хоть раз смогу не заметить и не отозваться теплом на то вечернее покрывало, в котором и звёзды, и бледный месяц, и зимы, и вёсна, и осени, и такие волшебные минутки из лета. Но там, в альбоме, кто-то держит меня за руку и мы шагаем в ногу. Там, в альбоме... есть самая важная тишина - тишина, которая замыкается между двумя ладошками разных, но родных людей.
Я иду с остановки и продолжаю смотреть небо, уже усыпанное звёздами.
А сегодня день, обведённый в календаре кружочком. Нет, я не поехала вечером в аэропорт и не ждала, переминаясь с ноги на ногу. Я просто отправила смс, приготовилась выдохнуть, когда пришёл отчёт о доставке и выдохнула, когда пришёл ответ. Я хотела. Я очень хотела. Но я не стала. У уставших с дороги людей свои мысли и ожидания насчёт вечернего аэропорта, где никто не ждёт, тем более, если уставший от чужих мест и дороги человек просит не встречать его. Не натягивать поздним вечером джинсы, не бежать сквозь холодные сумерки на остановку, не ждать душную маршрутку и не толкаться в толпе ожидающих.
У меня красные щёки. Знаешь, я пойду спать. Я правда не хочу ни о чём думать, тем более с такими красными щеками.
суббота, 24 марта 2012 г.
Nevermind
Сегодня поздно вечером шёл дождь, настоящий. А до этого был день. Серо-коричневый, как мой зимний гардероб.
Так вот. Шёл дождь. Я забралась на подоконник, взяла в руки телефон и плакала. Просто очень хотелось плакать. У меня распух нос, глаза стали красными, а губы - как вареники. Я не люблю мартовские дожди, субботы и кашель. И когда всё это происходит в один день, а туда ещё примешиваются два полных автобуса и изначальное нежелание подняться с постели - это уже повод для расстройств. А когда нет ни звонков, ни сообщений, есть только "хватит" и "далеко", и абсолютное чувство собственного кретинизма - тогда можно уже сидеть на подоконнике и плакать. И твёдо знать две вещи:
1. Чудеса бывают
2. Но не в этот раз
Так вот. Шёл дождь. Я забралась на подоконник, взяла в руки телефон и плакала. Просто очень хотелось плакать. У меня распух нос, глаза стали красными, а губы - как вареники. Я не люблю мартовские дожди, субботы и кашель. И когда всё это происходит в один день, а туда ещё примешиваются два полных автобуса и изначальное нежелание подняться с постели - это уже повод для расстройств. А когда нет ни звонков, ни сообщений, есть только "хватит" и "далеко", и абсолютное чувство собственного кретинизма - тогда можно уже сидеть на подоконнике и плакать. И твёдо знать две вещи:
1. Чудеса бывают
2. Но не в этот раз
среда, 21 марта 2012 г.
Yesterday
Утром опаздывала. Следы на всежем снегу заметает за 0,5 минуты. У женщин портится макиях, у мужчин морщатся лица, у кого-то промокает пальто, снежинки путаются в волосах. Снежинки садятся на ресницы или с размаху прилетают в скулу, как плевок или пощёчина. Портится от сырости чья-то замшевая обувь, кто-то опаздывает к кому-то из-за снега.
Я спустилась в метро, как все, вместе со всеми. У меня в ладони один жетон и сдача мелочью, у меня на часах - половина десятого. Я делаю ставку: успею! И быстро-быстро спускаюсь на перрон. В середине всегда меньше народу. Туго набивается электричка, я забиваюсь в уголок и ухожу в чтение, я не хочу слышать чужих разговоров о погоде, больницах, деньгах и детях.
В книжке собака откусила ребёнку палец, и её застрелили.
Я подхожу к раздвижным дверям электропоезда. Он несётся вдоль перрона и на указателе краеведческий музей почему-то справа, а должен быть... Я выхожу, пробиваюсь сквозь встречную толпу, быстро иду к эскалатору.
Приходит электричка на второй путь. Я замираю на секунду - сменилась одна цифра на большом электронном циферблате. Я вижу, как из электрички выходят люди, и вспоминаю всё до мелочей. Я продолжаю двигаться, по инерции, с толпой, но уже ничего не вижу - только пятна серых спин. У меня в горле предательский ком. "Это просто привычка - выходить из вагона направо," - говорю себе и искренне ненавижу это несовершенство в человеке: почему нельзя сиюминутно отключить ту часть памяти, что подкрадывается к тебе незаметно сзади и орёт в ухо наиграно и с сарказмом: "А помнишь...?!"
Я захожу в училище, здороваюсь с вахтёром, снимаю мокрую куртку и шапку, оставляю в гардеробе, плетусь в мастерскую. И до обеда молчу, правда не думаю уже ни о метро, ни об указателях - вообще ни о чём. И только в памяти беспрерывно воспроизводится одно и то же прикосновение, обещание позвонить в обед и удаляющаяся спина. Кажется, я тогда не позвонила, не помню, правда, почему.
А после обеда я еду домой. На пару хоть и приехала первой, но всё равно опоздала.
Я спустилась в метро, как все, вместе со всеми. У меня в ладони один жетон и сдача мелочью, у меня на часах - половина десятого. Я делаю ставку: успею! И быстро-быстро спускаюсь на перрон. В середине всегда меньше народу. Туго набивается электричка, я забиваюсь в уголок и ухожу в чтение, я не хочу слышать чужих разговоров о погоде, больницах, деньгах и детях.
В книжке собака откусила ребёнку палец, и её застрелили.
Я подхожу к раздвижным дверям электропоезда. Он несётся вдоль перрона и на указателе краеведческий музей почему-то справа, а должен быть... Я выхожу, пробиваюсь сквозь встречную толпу, быстро иду к эскалатору.
Приходит электричка на второй путь. Я замираю на секунду - сменилась одна цифра на большом электронном циферблате. Я вижу, как из электрички выходят люди, и вспоминаю всё до мелочей. Я продолжаю двигаться, по инерции, с толпой, но уже ничего не вижу - только пятна серых спин. У меня в горле предательский ком. "Это просто привычка - выходить из вагона направо," - говорю себе и искренне ненавижу это несовершенство в человеке: почему нельзя сиюминутно отключить ту часть памяти, что подкрадывается к тебе незаметно сзади и орёт в ухо наиграно и с сарказмом: "А помнишь...?!"
Я захожу в училище, здороваюсь с вахтёром, снимаю мокрую куртку и шапку, оставляю в гардеробе, плетусь в мастерскую. И до обеда молчу, правда не думаю уже ни о метро, ни об указателях - вообще ни о чём. И только в памяти беспрерывно воспроизводится одно и то же прикосновение, обещание позвонить в обед и удаляющаяся спина. Кажется, я тогда не позвонила, не помню, правда, почему.
А после обеда я еду домой. На пару хоть и приехала первой, но всё равно опоздала.
понедельник, 19 марта 2012 г.
...а потом всё обрывается.
И смотришь в ту сторону неба, где обычно в это время бывает луна, и из груди вырывается неуверенный стон - это атрофировавшийся вой. Это - когда уже который вечер по телу бегает дрожь, ладони ледяные настолько, что даже себе становятся неприятными на ощупь. И ты забываешь про все свои тёплые сны, ты вообще ничего не помнишь, кроме того, как тебе сегодня обрывали надежду. Ту надежду, на которую не имеешь прав, ту надежду, за которую тебя вообще можно лишить последнего, ту надежду, за которую ты - эгоист и эгоцентрист, надежду, в которой ты - интроверт и джинн в бутылке.
Всегда что-то остаётся.
Но за одну такую надежду до самого неба, я точно знаю, можно заткнуть кляп даже в самый любимый рот, если слова, сказанные им, твою надежду хотят убить. Тоненькую, как волос, не имеющую права быть.
Но никаких кляпов. И ты молча кричишь: "Замолчи! Оставь мне хотя бы её!"
И ты оправдываешь её: она ведь ни в чём не виновата. Она ведь никому ничего плохого не сделала! Она просто есть, всего лишь существует.
А вслух произносишь что-то про "я знаю", "я понимаю", "я согласен".
Но есть внутри такой особый зверь, который скалится, защищает, рычит.
Всегда что-то остаётся. И он защищает то последнее.
Я не могу уже кричать. я только шёпотом, прикрыв рот рукой продолжаю просить: оставь надежду. Забери, пожалуйста, что хочешь, но её оставь. Потому что мне так легче.
Мне так есть, во что верить.
А я ведь тоже
хочу
во что-нибудь
верить
Всегда что-то остаётся.
Но за одну такую надежду до самого неба, я точно знаю, можно заткнуть кляп даже в самый любимый рот, если слова, сказанные им, твою надежду хотят убить. Тоненькую, как волос, не имеющую права быть.
Но никаких кляпов. И ты молча кричишь: "Замолчи! Оставь мне хотя бы её!"
И ты оправдываешь её: она ведь ни в чём не виновата. Она ведь никому ничего плохого не сделала! Она просто есть, всего лишь существует.
А вслух произносишь что-то про "я знаю", "я понимаю", "я согласен".
Но есть внутри такой особый зверь, который скалится, защищает, рычит.
Всегда что-то остаётся. И он защищает то последнее.
Я не могу уже кричать. я только шёпотом, прикрыв рот рукой продолжаю просить: оставь надежду. Забери, пожалуйста, что хочешь, но её оставь. Потому что мне так легче.
Мне так есть, во что верить.
А я ведь тоже
хочу
во что-нибудь
верить
воскресенье, 18 марта 2012 г.
after yesterday
Сегодня был грустный день. Я всё пряталась по углам с книжкой, но мучительный Ницше только пробегал чёрными буковками по скользкой солёной оболочке глазного яблока, не досягая мозгов. Мозги думали о другом, по ним ползали мысли, искусанные, но всё никак не добитые за последние две недели. Я засыпала на 15 минут, просыпалась потому что жарко, снова Ницше - чёрные буковки-птичьи следы. Даже Алиска сегодня целый день бестолково слоняется по дому и постоянно теребит какую-нибудь мелочь. Мы с ней сегодня личности ещё более общественно бесполезные, чем обычно.
Вечером шатались по улице, просто туда-сюда. Она лениво бормочет что-то про ворон, про то, что они, вроде как, какают в горшок, а я лениво доношу до неё горькую правду, что вороны - это люмпены, апатриды, нигилисты, и вообще у них нет горшка и какают они где попало. Она не удивилась. Наверное, потому что уже видела, как они лакомятся из помойки.
День-без-вектора
День "а помнишь...-отвали!"
День молчащего телефона
Вечером шатались по улице, просто туда-сюда. Она лениво бормочет что-то про ворон, про то, что они, вроде как, какают в горшок, а я лениво доношу до неё горькую правду, что вороны - это люмпены, апатриды, нигилисты, и вообще у них нет горшка и какают они где попало. Она не удивилась. Наверное, потому что уже видела, как они лакомятся из помойки.
День-без-вектора
День "а помнишь...-отвали!"
День молчащего телефона
вторник, 13 марта 2012 г.
Он сказал: "Вещь не очень популярная в наше время, но на мой взгляд очень оригинальная и симпатичная".
Итак, я ждала от папы подарок на день рождения. Он должен был придти почтой, где-то задерживался, и я боялась - а вдруг потеряется? Но я даже не задумывалась о том, что это может быть - всё равно не угадала бы. Папа - программист. У нас очень разная логика. То есть, у меня её нет. Папа - п р о г р а м м и с т.
А потом... прихожу я на почту, заполняю бумажку, мне дают коробку. И беру ножницы, вскрываю её - скотч этот бесконечный. Стенки разваливаются в разные стороны и передо мной лежит
старая
пыльная,
в разводах от кофе,
крошках от печенья,
без правой половины
клавиш
КЛАВИАТУРА.
А потом я проснулась. И очень смеялась. И все, кому я рассказывала, смеялись. Максим за завтраком поперхнулся чаем.
А Стасик ждал подарок от сестры. Она с мужем что-то отправила ему по почте.
- Стас, - говорю ему я, - мне кажется, она связала тебе свитер! Это же СЕСТРА... (поясняю: его сестру я ни разу в жизни не видела и знаю только то,что она есть и что у неё есть муж, который работает в музыкальном магазине, и живут они в другом городе).
- Да не, - говорил Стас, - у неё муж работает в музыкальном магазине. Может, что-то для басухи решили мне подарить.
- А я думаю свитер.
-Вряд ли...
Через неделю я прихожу на учёбу в новых часиках. Безумно довольная потому что они безумно обаятельные.
- Стас! смотри-смотри!
- Ааа... Это тот подарок от папы, который ты ждала?
- Ну да! Здорово, правда?
- да...они очень классные!.. Грязнаю клавиатура без половины клавиш им не конкурент! А знаешь... мне тоже от сестры пришёл подарок! Знаешь, что там было?
-?
Струны для баса. И свииитер!
Итак, я ждала от папы подарок на день рождения. Он должен был придти почтой, где-то задерживался, и я боялась - а вдруг потеряется? Но я даже не задумывалась о том, что это может быть - всё равно не угадала бы. Папа - программист. У нас очень разная логика. То есть, у меня её нет. Папа - п р о г р а м м и с т.
А потом... прихожу я на почту, заполняю бумажку, мне дают коробку. И беру ножницы, вскрываю её - скотч этот бесконечный. Стенки разваливаются в разные стороны и передо мной лежит
старая
пыльная,
в разводах от кофе,
крошках от печенья,
без правой половины
клавиш
КЛАВИАТУРА.
А потом я проснулась. И очень смеялась. И все, кому я рассказывала, смеялись. Максим за завтраком поперхнулся чаем.
А Стасик ждал подарок от сестры. Она с мужем что-то отправила ему по почте.
- Стас, - говорю ему я, - мне кажется, она связала тебе свитер! Это же СЕСТРА... (поясняю: его сестру я ни разу в жизни не видела и знаю только то,что она есть и что у неё есть муж, который работает в музыкальном магазине, и живут они в другом городе).
- Да не, - говорил Стас, - у неё муж работает в музыкальном магазине. Может, что-то для басухи решили мне подарить.
- А я думаю свитер.
-Вряд ли...
Через неделю я прихожу на учёбу в новых часиках. Безумно довольная потому что они безумно обаятельные.
- Стас! смотри-смотри!
- Ааа... Это тот подарок от папы, который ты ждала?
- Ну да! Здорово, правда?
- да...они очень классные!.. Грязнаю клавиатура без половины клавиш им не конкурент! А знаешь... мне тоже от сестры пришёл подарок! Знаешь, что там было?
-?
Струны для баса. И свииитер!
Thanks a lot
На улице вечером пахло первым осенним снегом и весной. И всё правильно. Я ехала в автобусе, а снежинки, больше похожие на манную крупу или сахарную пудру, оставляли на окне слёзки. 13е марта. И не было ветра и даже было тепло. И темно. И пасмурно. А потом я шла по улице, было восемь часов, хороший такой вечер, с фонарями, и снег не переставал падать. И я даже ни о чём не думала - совсем. Мимо проезжали машины, светили фарами. У меня на плече сумка, папка... но я даже как будто и не иду совсем, и как будто нет никаких дурацких балластов, этих ужасных, с лямками, с замочками, кармашками. Я как будто просто плыву сама по себе. То есть по дороге. У меня в руке, в перчатке - алая роза. И я просто иду и не думаю даже, а всего-навсего знаю, что у меня есть столько всего, что у меня никто не отнимет! Я вздыхаю и улыбаюсь перед тем, как дёрнуть дверную ручку на себя. У меня внутри - покой и уют. Я знаю, что сегодня буду хорошо спать, а утром снова буду двигаться, задавать положительный вектор. Надо быть не лучше других, а лучше, чем вчера. И мне нравится делать это каждый день.
понедельник, 23 января 2012 г.
Про одиночество
Чувство, словно что-то случилось. Словно что-то росло внутри и переросло саму меня. Словно хотела научиться жить с собой, а вместо этого вырастила внутри себя толстое червячное одиночество, с которым удобно работать, развиваться, познавать, наблюдать. Но не жить. С ним неудобно любить, звонить, спрашивать. Но главное всё же - любить.
За неделю мне нужно расплодить на своих бумагах целое стадо кошек и немалую толпу женщин - а что я могу с ними сделать, если они смотрят на меня пустыми глазоньками или вовсе опускают веки - кто стыдливо, кто от скуки.
Генерировать, создавать, развивать - это хорошо с тем неосмысленным самодельным одиночеством, похожим на тряпичную куклу - толстую и неуклюжую, но своими руками сделанную и, несомненно, любимую.
Но её нужно отшвырнуть в угол, как только постучатся в дверь, чтоб никто не стал её, занятную, вертеть в тёплых ладонях и спрашивать, для чего она. И чтобы она сама, своим глухим сгустком ваты и заколдованными ресничками не мешала эти тёплые руки держать, любить. Потому что мы должны любить людей, которые любят нас, а не одиночество, которое любит лишь тех, кто не любит его. Даже когда оно милое, самодельное, из ваты и с ресничками.
За неделю мне нужно расплодить на своих бумагах целое стадо кошек и немалую толпу женщин - а что я могу с ними сделать, если они смотрят на меня пустыми глазоньками или вовсе опускают веки - кто стыдливо, кто от скуки.
Генерировать, создавать, развивать - это хорошо с тем неосмысленным самодельным одиночеством, похожим на тряпичную куклу - толстую и неуклюжую, но своими руками сделанную и, несомненно, любимую.
Но её нужно отшвырнуть в угол, как только постучатся в дверь, чтоб никто не стал её, занятную, вертеть в тёплых ладонях и спрашивать, для чего она. И чтобы она сама, своим глухим сгустком ваты и заколдованными ресничками не мешала эти тёплые руки держать, любить. Потому что мы должны любить людей, которые любят нас, а не одиночество, которое любит лишь тех, кто не любит его. Даже когда оно милое, самодельное, из ваты и с ресничками.
Так давно не писала, и странно понимать, что всё и по-старому, и по-новому, бывает так, да? Вообще, выходит, что я личность вместительная. И, кстати, нахожу в себе много интересных мест, куда интересней тех, что меня окружают. Но это уже сюр, а значит, не считается. Тоже парадокс - все самые ценные вещи - это не вещи, но то, что нематериально и трудно объяснимо, как правило, не считается.
Вот у меня снег. Снега много, но говорят, для Сибири - мало, садоводы и огородники негодуют. У меня прошли крещенские морозы, но я не купалась в проруби - и не собиралась даже. Мне нужно много работать и больше спать - время час ночи. Нужно больше смотреть вокруг и меньше - в себя.
И, знаешь, последнее время прям изнутри разъедает, если вижу неискреннее и показное. И самолюбование ещё.
Вот у меня снег. Снега много, но говорят, для Сибири - мало, садоводы и огородники негодуют. У меня прошли крещенские морозы, но я не купалась в проруби - и не собиралась даже. Мне нужно много работать и больше спать - время час ночи. Нужно больше смотреть вокруг и меньше - в себя.
И, знаешь, последнее время прям изнутри разъедает, если вижу неискреннее и показное. И самолюбование ещё.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)