У меня опять не получается написать тебе в Секте.
Сегодня слышала твой голос и... не узнала. Представляешь, просто не узнала. Мне было потом ужасно стыдно, и я долго плакала от обиды. Да даже не потому что не узнала - это ерунда, просто было шумно. Обидно было от того, что этот чужой холодный город имеет на тебя право, а я опять трусь затылком о косяки, засыпаю, прижимаясь к подлокотнику, болею, скучаю...и у меня нет ничего, кроме твоих электронных писем и единственного за неделю звонка...
А во сне кудрявая женщина с карими глазами плела мне какую-то чушь про тебя. Наверно, это моя тёмная половина, как думаешь?
Капает на улице, и небо - совсем как осенью...

Illness II

Я не сплю вторую ночь - кашель не даёт уснуть. Мне становится тесно в четырёх стенах, но я каждый день оттягиваю, не выхожу из дома в надежде, что уж завтра-то станет лучше. Не становится. Я пью настойки на травах и горькие капли с непонятными названиями. Нет, мне никто кроме тебя не пишет, не спрашивает, как самочувствие.

Социальная сеть сегодня глючит, у меня никак не получалось тебе написать. Да, здесь уже дышит зима, со вчерашнего вечера периодически идут дожди и мне кажется, что погода у нас с тобой теперь примерно одинаковая. А нет, знаешь, мне очень нравится - на небе такой театр, всё движется и мне кажется даже, что если глядя в эти облака внезапно закрыть глаза и почти умереть, то точно узнаешь, какие они на ощупь. Иногда пролетает сеть чёрных птиц, к облакам пришиты потрёпанные затасканные голубые ленты, мне нравится. Мне нравятся чёрные ветки лысых обнищавших деревьев на этих свежих декорациях с драными лентами, я бы сейчас ходила с тобой по улице и прятала нос в шарф. Нет, если бы не уехал, я бы не заболела. Да, иногда мне действительно так кажется.
Ты пишешь, что сильно скучаешь. А я постоянно думаю о тебе и знаю, что ты рядом. Дело даже не в том, что "просто нужно подождать", и даже не в том, сколько нужно подождать... Просто ты рядом - и всё. Я долго могу смотреть в окно пустыми рыбьими глазами, в них будет проплывать солнце, облака и солёные капельки воды. Всё это неважно, также неважно, как цены на бензин, небо и последний лист на верхушке берёзы. Важно, что ты вернёшься - и сразу станет тепло.

А даже не пишется, сам видишь. Я читаю дурацкие книжки и думаю всё время о тебе. Наверно, я тупею.

Потому что ты любишь свежий воздух,

свет такой; окна настежь - точно помню, настежь. Ходишь деловой по дому, босой и в джинсах. Навсегда бы такого. Только у тебя мокрые волосы, ты, наверно, после душа. Шутишь, улыбаешься мне, улыбка твоя приковывает и я знаю, что мой взгляд тебе уже давно как прицел между лопаток, но ты поворачиваешься, а я улыбаюсь - я твой зверь, концентрация твоих гармоний и деструктивных побуждений. Я смотрю на тебя со стороны, в прямом смысле. Ты всего лишь сидишь на табуретке против окна в контр-ажуре, а я вижу дельтавидную мышцу и мне нравится помнить это о тебе.
Но ты собираешься и уходишь, я тебя провожаю. Ты просто ушёл, у тебя дела, ты торопишься, целуешь в лоб. У меня в ногах остаётся путаться маленькая кошка, обычная такая Муська или Мурка.

Illness

Говорят, что когда говоришь сам с собой - это ещё не страшно, страшно - это когда даже себе рассказать нечего. И сегодня именно так. Весь день в кресле, укутавшись тёплым пледом. На коленях журнал по графическому дизайну, в окне показывали дождь. Высшее из благ - смородиновый морс в жёлтой кружке, здесь же, рядом, на подоконнике. Ложка капель, ложка мёда, и весь день бестолково тру нос носовым платочком, периодически чихая раз по шесть подряд. Неодобрительно фыркаю в ответ на предложения водки с перцем, мажу грудь и спину мятными мазями.
Да, я - мешок. Ты уехал, и я сразу мешок.

В доме воскресный шум, галдёж и много солнца. Позвякивает посуда на кухне, закипает чайник, на подоконнике дремлет пузатая белая кошка.
Я кручу в руках деревянную женщину, которую ты купил мне на Алтае. Я думаю о том, что тоже хотела бы быть такой красивой, но не красноватой деревянной невеличкой, а настоящей, не из подручных материалов. Но у меня температура, отёкшее лицо и больная голова. Дома нет ничего, кроме аспирина, и я пью горячую воду с имбирём, потому что завтра понедельник, потому что болеть некогда, потому что я ещё так много всего собиралась сегодня сделать, а пока у меня только валится всё из рук и день никак не хочет налаживаться. К обеду голубое небо затянуло облаками, я продолжаю пить имбирь.
 Наверное, Таня была права: нужно научиться жить с собой, особенно остро это чувствуется в такие вот выходные, когда ты далеко на Востоке, а я в четырёх стенах не могу организовать себя даже на какую-нибудь ничтожную подвижность.

Города

Ещё меньше недели назад. Раннее утро, картонные звёзды, обёрнутые в фольгу мы развесили на деревьях, я смеялась и мёрзла, ты был счастливый и с камерой в руках. На нас, родных, сквозь голые ветки смотрело целое небо.

Сегодня гладила тебя по голой спине когтистыми пальцами, всё слушала, утыкалась полным слёз взглядом то в шею, то в губы, то в скулы, укладывала больную голову тебе на грудь и повторяла за твоим сердцем: "Тук-тук, тук-тук". Всё где-то внутри запоминать: губы, интонации, всё, что они говорят, голос, плечи, глаза, бёдра, ноги, тонкие пластинки ногтей и несчастливый трижды ломаный нос. Это для того, чтоб потом, когда холодно, непогода или обидели, сидеть и фетишировать на всё вот это твоё мне счастье, губы сухие кусать. Вспоминать, как щупала ладонями и взглядом каждый изгиб и не изгиб твоего голого тела с одеялом.
Плакала. Тыкалась носом в твои плечи, слёзы прятала, а ты жалел и прятал меня, от всех, солнышком называл, пальцы в волосах путал. А это, наверно, важно было. Даже тебе, потому что видел и понимал.
Потом зашли в вагон метро и, знаешь, этот острый запах разлуки и прощания: свежий вечерний воздух смешанный с чужим парфюмом, запахом чужих кожаных сумок и усталости... И вагон уносит нас, и эти две станции никак не могут стать бесконечными. Я стараюсь улыбаться и последний раз твои руки трогать. Потом мы поднимаемся из метро и прямо на нас падает бесконечное синее небо, такое только раз в году бывает, или два, и только осенью. Эта волна со своим свежим воздухом чуть не сбила с ног, а потом был автобус, маршрутка, у меня по лицу текли слёзы, а ты молодец. Потом моя маршрутка ещё долго ехала рядом с твоим автобусом, а потом...потом я потеряла автобус из виду, прятала заплаканное лицо в огни за окном и чёрное небо, я чувствовала, как порвался волосок. Знаешь, чего я боялась месяц назад? Я боялась, что ты поймёшь, что без меня всё легко и просто, легче и проще, чем ты думал. А сегодня я просто боясь не спать по ночам и больной головы. И сильно переживаю, что тебе там будет плохо: ведь сырость, ветер, холод и чужие люди.