Всё, что оставил

С кухни пахнет чем-то съедобным, видимо, это завтрак, тот, который раз в неделю, потому что желание покушать в 10-11 часов застаёт меня дома только в воскресенье, но не нравится мне этот день недели -  у него, конечно, есть преимущество в виде сна до десяти и обильной уборки, но в сидении в 4х стенах есть что-то не то, особенно теперь.
Я пишу акварели в салон, я готовлюсь к сессии, у меня всё нормально. Я как и прежде поздно ложусь и рано встаю, только теперь подолгу не могу уснуть: всё кругом вызывает отторжение и тревогу. Наверное, когда-то это пройдёт.
Скоро лето. Я, пожалуй, свихнусь

The 4th day with_out...

о таких днях потом даже не вспоминают. Он ни с чем, он никакой, этот день, как билет на автобус: всегда же считаю, вдруг счастливый? но этот точно счастливым не был, он скомкан, смят и брошен в карман сумки. Ошарашено гляжу по сторонам - как-то ведь живут все эти люди, что-то у них происходит: Крис переругивается с Артуром, Нафаня ждёт письма от Стива, Каролина побрила череп... а я даже поесть нормально не могу. Да знаю я, по идее всё это проходит, выбаливает, выгнивает, потом только шрам остаётся - по крайней мере так должно быть.
Весь перерыв сидела в коридоре с книжкой, разглядывала Сёра. Хотелось потеряться среди этих точек, стать фрагментом чьего-то чужого, но в общей гамме необходимого.
А ты знаешь, сколько огоньков вечерами светится в этом городе? Даже ночью их слишком много, чтобы можно было сосчитать. А я чувствую, как все они в моей голове, круглосуточно. Гаснет один - загорается другой. И всё это беспрерывно и совсем по-настоящему, только каждый такой огонёк - моё личное что-то. И всё бы ничего, если бы на фоне моего личного неба не мелькал твой тревожный силуэт, от которого то гаснут, то загораются, то окошки и фонарики, а то целые прожектора. От этих электрических разрядов у меня целыми днями дрожат руки, внезапно бросает в жар и мокнет спина. Я вдыхаю воздух, а выдыхаю горячую мокрую вату.
Температура. Мокрый лоб. Как показывает практика, завтра всё должно пройти, ради того, чтоб был прожит ещё один день, ещё один несчастливый билет, скомканный и брошенный в карман, потом не вспомнить даже, только по записям - впечатления смяты, органы чувств работают туговато, датчики врут

Вряд ли прочтёшь,

но сон был яркий, красочный, я бы показать тебе его хотела, но не умею.
Где-то мы были. Где-то далеко отсюда, там много зелени и ручей. Просто ручей через лес: папоротники, листочки, травинки - только зелень! и ручей, чистый, прозрачный, с камешками, он тёк вниз, мы, вроде бы, просто гуляли, изучали местность, я помню, что мы приехали туда на несколько дней, но я уже знала, что если идти вниз - вниз по течению ручья, там и ландшафт вниз спускается, медленно, холм вроде как, - то можно выйти на песчаный берег, там только песок, вода и небо.
 - Пойдём вниз, к воде?
 - Ну пошли... - отвечаешь мне.
Я беру тебя за руку, ничего плохого между нами никогда не происходило как будто.
И я подхожу к воде, вместе с тобой. Мне страшно хочется залезть в неё и плескаться, вода тёплая и ласковая. Я присаживаюсь на корточки: мокрый песок, вода дотрагивается до пальцев на ногах. Я опускаю в неё руки, погружаю их в песок, он легко поддаётся, я достаю из него овальный серебряный кулон на цепочке, маленький, с ноготь. Ты удивляешься, берёшь его у меня, крутишь в руках, он мокрый, к нему прилипли песчинки. Потом я достаю оттуда пару каких-то бусин из розоватого поделочного камня, ещё что-то. Ты тоже начинаешь копаться в мокром песке, но ничего не находишь, я отдаю тебе все свои находки, теперь они твои.
Потом я почему-то ехала в Томск, ехала на троллейбусе. Мне это было странно, потому что ехать далеко - как на троллейбусе?! И не слишком удобно - старые сидения, обтянутые дермантином. Ах, да, там темно. То есть на улице день,  троллейбус едет сквозь какую-то зелень, она создаёт обильную тень. Сквозь неё сочатся лучики солнца, всё это играет... Знаешь, я даже помню, что троллейбус белый с синей или голубой полоской, что-то такое. Я достаю из-за спины рюкзак непривычный, новый совсем, и понимаю, что в нём нет кошелька. Но больше меня пугает другое. Вещи в нём уложены аккуратненько, и моих там - только рыжее полотенце и красная майка с Че. А остальные - это твоя серая толстовка, майка эта чудесная, с геральдикой, такая, сине-серая.... Твои чёрные носки, бельё... И я начинаю переживать, как будто это твоя единственная одежда, а я её (по ошибке? неужели не смогла отличить сою одежду от твоей?!) скидала в свой рюкзак.

Спазмы

Боль происходит тяжёлыми снами, памятью... спазмами. Между ними кое-что успевается: чай сладкий с лимоном, разложить вещи по местам, подрезать, как киноплёнку, планы:

• Бонсай: выкопать в бот. саду несколько молодых кедров, купить горшок, дренаж
• Крыша! Обязательно хочу на крышу!
• Прогулка по ночному городу (жаль, что в прошлом году не состоялась)
• А ещё мы летом часто-часто будем ходить в бот. сад!
• Но ведь можно попробовать вместе пожить где-нибудь за границей, в Чехии, например...
• Можно нам придумать такую классную кровать, чтоб просто подиум, а там - матрас, а в подиуме - ящики, барахлишко хранить
• Ну вот смотри, сейчас ещё год доучиться, а там можно будет что-то придумать
• И я буду по вечерам готовить тебе ужин

Но вообще-то лучше не думать, чтоб не болеть. Исключать все вопросы из ряда "где и когда". Осталось кое-что, что нужно отдать, и стало больше того, что нужно забыть.

Воздуха сегодня столько, что можно задохнуться. От солнца - ослепнуть, от весны - свихнуться. Это тоже можно почувствовать между спазмами. Потом боль - и только шум в ушах, волна. В этой волне нет ни весны, ни вещей, ни мыслей. Просто заведённый ржавый механизм, выполняющий лишь основные функции, внутри плещется вода и периодически сочится наружу: движение - боль, слышать трудно, видеть не получается вообще. Но между спазмами кое-что удаётся. Например, понимать, что уже не выйдет высосать из пальца или притянуть за уши, потому что это нечестно, потому что у равнодушия самые толстые стены, хотя фундамент всегда из самых дешёвых материалов и десятков невыполненных обещаний

Тсс.

Знаешь, такие вот истерики, когда смеёшься, потом плачешь, снова улыбаешься, и опять ком в горле... я ни слова не помню, правда! То есть несколько, конечно, помню, но из них вот так, без картинки, ничего и не складывается. А я интонации помню, жесты все почти. Шли в ногу, прыгала через лужи, трещала о чём-то... А слов не помню.
Я, кажется, всё помню, что видели глаза.
А уши...наверное, они не были так уж нужны, раз ничего не запомнили. Не потому что не было сказано ни одного полезного слова, а потому что
ещё остались вещи,
которые можно
понимать
без слов.

Я оставляю себе тишину и покой, у меня между пальцев ног забилась весна, у меня к ресницам прилипли вчерашние картинки.

 ...Потом будет больно... (с)